Волгу – пейзажи, жанровые картины – писали многиЧто и говорить, как это актуально звучит сейчас, когда мы чаем появления русского таланта, который сказал бы хоть и горькую, но правду про нас самих. «Это большой, большой талант», – убежденно говорил А. П. Чехов о Писемском. Костромичи высоко почитают своего земляка, являющегося достойной примером того, как должно служить Отечеству. Великий русский драматург А. Н. Островский тесно связан своим творчеством с Волгой, костромским краем. «Не Островский … написал… “Грозу”, а “Волга” написала», – слова театрального деятеля XIX века С. А. Юрьева. Как Некрасов в Карабихе, так Островский, живя в Щелыкове (не будучи заядлым охотником, но – рыбаком!) много времени проводил за письменным столом. Заказав молодому П. И. Чайковскому музыку к «Снегурочке», Островский высылал композитору по ходу работы отдельные «номера». Спектакль состоялся 11 мая 1873 года в Большом театре с участием драматической, оперной и балетной трупп. Спектакль с успехом ставился в Большом театре и во многих других крупнейших театрах России. В усадьбе Щелыково А. Н. Островский написал свой знаменитый «Лес» – пьесу, которая, во многом предвосхитила гениальную чеховскую «Чайку». Работая в Щелыкове над переводом «Антония и Клеопатры» Шекспира,
А. Н. Островский умер за письменным столом. Похоронен драматург на Костромской земле, в Николо­Бережках. Возродил Щелыково к жизни народный артист СССР М. И. Царев. Будучи председателем Всероссийского театрального общества, он предложил архитектору­реставратору Л. И. Антропову взять на себя заботу о Щелыкове. М. И. Царев не ошибся в своем выборе. Леонид Иванович был истинным подвижником, другом и соратником П. Д. Барановского. Ему Москва обязана спасением церкви Симеона Столпника (XVII век), что на углу Поварской и Нового Арбата. В этой церкви Ирина Федоровна Шаляпина в 1938 году заказала панихиду по отце, умершем в Париже; этого было достаточно, чтобы храм закрыли, а причт арестовали. Долгие годы храм использовали как склад. Главный архитектор Москвы Посохин, планируя Новый Арбат, предусмотрел снос церкви Симеона Столпника. Когда мощный экскаватор прибыл, чтобы развалить храм, Леонид Иванович забрался в ковш экскаватора и не дал свершиться акту вандализма. Тем временем П. Д. Барановский и Г. В. Алферова принесли из Министерства культуры СССР документ о постановке церкви Симеона Столпника на государственную охрану. В квартире Леонида Ивановича не было ни дорогих сервантов, ни горок с хрусталем. Но он был сказочно богат, ибо обладал уникальной коллекцией… кирпичей, печных изразцов, бронзовых дверных ручек от снесенных московских храмов и старинных дворянских особняков. Был с ним такой случай. Как­то поздно­поздно вечером после работы он пришел на место, где несколько дней назад стоял дом, в котором родился А. С. Пушкин. Дом снесли. Леонид Иванович с фонарем в руках спустился в подвал разрушенного особняка в надежде найти что­нибудь для своей коллекции. Когда он выходил с огороженной территории пушкинского дома, его задержали милиционер с дворником, заподозрившие, что он знал тайник, где у прежних хозяев хранились драгоценности. Каково же было удивление и разочарование этих людей, когда в отделении милиции открыли тяжелый портфель
Л. И. Антропова: в нем нашли маркированный кирпич с клеймом XVIII века и два увесистых изразца. Я помню, как приехавший из Костромы Леонид Иванович пришел в Научно­методический совет по охране памятников Министерства культуры СССР, где мы вместе работали до этого, и показал старые фотографии Щелыкова. Ему хотелось восстановить все вплоть до дверной ручки, как это было при Островском. И Антропов справился с задачей, поставленной Царевым. Позже я мог убедиться в этом, приезжая на этюды в Щелыково и останавливаясь в мастерской художника Николая Чернова, работавшего в музее А. Н. Островского. Кстати, самая поэтичная, достойная Третьяковской галереи, картина Николая Чернова «Явление Ангела в Николо­Бережках» – проникновенная эпитафия А. Н. Островскому, похороненному в ограде местной церкви, сохранению которой так много сил отдал Л. И. Антропов. В свое время А. Н. Островский, приезжая в Кострому, непременно стремился побывать в семиколонной, ионического ордера, перекрытой изящным куполом заветной беседке на Волге. В своем дневнике драматург оставил запись: «Правая от Волги улица упирается в собор довольно древней постройки. Подле собора общественный сад, продолжение которого составляет узенький бульвар, далеко протянутый к Волге по нарочно устроенной для того насыпи. На конце этого бульвара сделана беседка. Вид из этой беседки вниз и вверх по Волге такой, какого мы еще не видали до сих пор». Ныне эта беседка так и называется – беседка Островского. Если плыть из Ярославля вниз по Волге, при подходе к Костроме, Ипатьевский монастырь будет виден еще издали. История основания обители восходит к XIII – XIV векам. По одной из версий, монастырь основан в 1275 году князем Василием Ярославичем, к тому времени обретшим главную святыню Костромы – чудотворную икону Феодоровской Богоматери. Князь Василий имел уничижительное прозвище Квашня – был он тучен, малоподвижен, – тем не менее одержал победу над большим отрядом татар, пришедшим пограбить жителей города, и благополучно княжил в Костроме сорок четыре года – срок для любого правителя огромный. Получив в 1272 году титул великого князя, Василий Ярославич не стал переезжать во Владимир, скорее всего потому, что не хотел лишиться ни титула, ни головы. Надо думать, именно поэтому он и озаботился, чтобы на ближних подступах к столице княжества – Костроме иметь надежду сторожевую крепость; ею и стала Ипатьевская обитель.

Вторая версия основания обители, похоже, заказная. По красочной, хорошо расцвеченной легенде, монастырь основан в XIV веке знатным татарским мурзой Четом, принявшим православие с именем Захарий и, по преданию, ставшим родоначальником династии Годуновых. Судя по всему, Борису Годунову (1552 – 1605) – шурину бездетного царя Федора Иоанновича (1557 – 1598) очень импонировала вторая версия. Правитель Борис Годунов, будучи неграмотным человеком (как сказано в летописи, «грамотично учение не сведый от мала»), был тем не менее человеком умным и разворотливым. Можно быть уверенным, что он загодя начал укреплять свои династические тылы, избрав для этих целей Ипатьевский монастырь, так как вотчины Годуновых граничили с монастырскими владениями. В 1586 году Борис Годунов на месте деревянного построил каменный монастырский Троицкий собор. Одновременно из большемерного кирпича по периметру обители были возведены мощные полукилометровые стены с башнями. После воцарения Бориса Годунова в 1598 году в монастырь и вовсе рекой потекли богатые дары и вклады на помин души. Кстати, отец и мать Бориса Годунова были похоронены в подклете Троицкого собора. В 1603 – 1605 годах дядя царя, Д. И. Годунов, построил монастырскую звонницу. Позже по заказу бояр А. Н. Годунова и В. И. Стрешнева известный мастер Даниил Матвеев отлил для звонницы самый большой, в шестьсот пудов, звучный колокол. Падение Годуновых вовсе не вызвало упадка обители. Напротив, у монастыря появились новые покровители. В Смутное время в стенах монастыря нашла приют семья гонимого царем Борисом именитого боярина Федора Никитича Романова – будущего правителя государства при малолетнем сыне. Именно в Ипатьевском монастыре, в палатах наместника – нынешних палатах Романовых, – проживал с матерью, инокиней Марфой, избранный в марте 1613 года на царство Михаил Федорович Романов (1596 – 1646), спасенный от неминучей смерти крестьянином Иваном Сусаниным. Территория Ипатьевского монастыря делится на Старый и Новый город. Стены Старого города возведены Борисом Годуновым (1586 – 1590), стены Нового – Михаилом Федоровичем (1642 – 1645). Троицкий собор, построенный Борисом Годуновым (1586), в 1649 году был разрушен в результате случайного взрыва хранившегося там пороха. В 1650 – 1652 годах пятиглавый собор был отстроен заново. Поставленный на высоком подклете, он окружен с трех сторон крытыми галереями, куда ведет торжественное, нарядное крыльцо в два марша. Порталы храма украшены искусной резьбой по камню. Железные двери, сохранившиеся от годуновского собора (конец XVI века), обиты листовой медью и украшены золотой росписью. Внутри собора – редкостной красоты многоярусный барочный иконостас (1756 – 1758) костромских резчиков и позолотчиков по дереву Петра Золотарева и Макара Быкова. Стены Троицкого собора снизу доверху украшены фресками, выполненными выдающимися художниками­костромичами Гурием Никитиным и Силой Савиным «со товарищи». До этого они с успехом потрудились во многих городах: в Переславле­Залесском (Троицкий собор Данилова монастыря), Ростове Великом (церковь Воскресения Христова; 1675), Ярославле (церковь Ильи Пророка; 1680 – 1681), Суздаля (Преображенский собор Спасо­Евфимиевского монастыря). Начиная с 1650­х годов имя Гурия Никитина проходит по документам Оружейной палаты в Москве. В 1660 году он аттестован как иконописец первой статьи, в 1678 году зачислен в Посольский приказ, то есть, как талантливого иконописца, его посылали для работы за границу. В 1685 году Гурий Никитин и Сила Савин, закончив росписи Троицкого собора Ипатьевского монастыря, подвели итог своей художнической жизни в надписи: «Всем же изографное воображение и духовное наслаждение на вечные века, аминь». Без всякого преувеличения росписи Троицкого собора стоят в ряду великих творений искусства мирового уровня. Вот уже три с лишним века всяк, вступающий под своды собора, испытывает «духовное наслаждение», глядя на росписи Гурия Никитина и Силы Савина. Даже не умея прочесть все сюжеты росписей – «изографное воображение», – мы чувствуем высокую, торжественную гармонию – музыку цвета, изящество рисунка, размеренность плавных ритмов – все то, что дает нам ощущение святости момента – присутствия в Божием храме. Ныне в Ипатьевском монастыре располагается историко­архитектурный музей­заповедник, включающий отдел природы, историческую экспозицию, отдел иконописи, выставку красносельских ювелиров, произведения декоративно­прикладного искусства. Особой гордостью музейных работников (да и всех костромичей), является то, что в монастыре хранилась так называемая Ипатьевская летопись. Это – копия, сделанная в начале XV века с одного из древнейших летописных сводов Киевской Руси. Она включает в себя «Повесть временных лет», Киевский свод конца XII века, Галицко­Волынскую летопись. Кстати, в Ипатьевской летописи, под 1147 годом, – первое письменное упоминание о Москве. В настоящее время этот крупнейший памятник древнерусской истории хранится в рукописном отделе библиотеки Академии наук России (Санкт­Петербург). В Новом городе и в прилегающей к монастырю Ипатьевской слободе с 1955 года разместился Музей деревянного зодчества. В нем представлены свезенные из разных районов области церкви, избы, амбары, бани, овины, мельницы. Наибольший интерес представляют пятиглавая церковь Собора Богородицы (1552) из села Холм, свайные баньки (XIX век) из деревни Жарки и состоящая из трех срубов разной высоты Спасо­Преображенская церковь на сваях (1628) на сваях из села Спас­Вежи. Н. А. Некрасов в стихотворении «Дед Мазай и зайцы» пишет:

Это как раз о Спас­Вежах. Много в России сел и деревень, но нет ни одного селения, похожего на другое. Стандартного строительства в старину не признавали. Церкви и жилые дома строили одни и те же люди. И все же вершиной русского деревянного зодчества по праву считаются церковные строения. Как бы хорошо человек ни строил свой дом, он строил его только для себя. Иное дело сооружение храма – дома для всех. К работе «на святое дело» и относились совсем по­другому, чем к возведению амбаров и риг. Считалось, что этот труд должен был засчитываться на Страшном суде во искупление всех земных грехов. «О Владыка Христе, Царю всех, избави нас мук адовых!» – читаем надпись над церковными порталами, сделанную в последний день работы. Можно ли сомневаться, что люди, оставившие эти скупые слова, работали самозабвенно и красиво, как только поется в песнях, как рассказывается в легендах. Золотой век русского дерева остался позади. Никогда больше дереву не занять того места в нашем быту, которое принадлежало ему в прошлом. Теперь уже лес не является самым дешевым материалом. Иные названия сейчас в ходу. И чем больше их будет, тем ценнее станет дерево. Никогда этот живой материал не сравнится ни с чем, и снова, как прежде, к нему будет обращаться человек. Старое протянет руку новому, и художник будущего восхитится творениями предков, глядя на церкви, дома, а в них – на вещи, которые любят людей.

Ипатьевский монастырь наряду с Троице­Сергиевой лаврой был для русских царей, а потом и для императоров самой посещаемой обителью. Оно и понятно. Каждый из Романовых считал своим долгом побывать в святом месте, «откуда есть пошла» его династия. В год 300­летия дома Романовых побывал в Ипатьевском монастыре и Николай II. Жить ему и всему Дому Романовых оставалось ровно пять лет. Библейский Лазарь умер, был похоронен, уже и смердить начал, но по слову Божию восстал из гроба. Так и мы, духовно почив (и не на три дня, а на многие десятилетия), по милости Божией восстаем к новой жизни. В 2000 году Русская Православная Церковь канонизировала новомучеников ХХ века и в их числе царя Николая II и его семью. И как тут не вспомнить молитву: «Милосердия двери отверзи нам…»Да, молиться надо! Но где молиться, коли алтари порушены и люди забыли путь в храм? Примечательно, что больше всего в ХХ веке пострадали алтари именно Русской Православной Церкви. Из 1107 монастырей дореволюционной России не осталось ни одного не ограбленного, не оскверненного, многие из них разрушены, взорваны, стерты с лица земли. Из 74 тысяч приходских церквей лампады теплились едва ли в трех процентах храмов. «Без Бога – шире дорога» – вот лозунг недавнего времени. Уместно спросить: «Дорога куда? А может – к кому?» Это ли не следствие работы лукавого? Тогда тем более, на планетарном уровне, требуется осознание того, что единственная и главная наша защита в Космосе – жаркая молитва, обращенная к Господу Богу, Пречистой и иже ко всем святым, в земле Российской просиявшим.